Тысяча и одна ночь.
Ала ад-Дин и волшебная лампада.
(отрывок)

…

На следующий день они съели оставшиеся из принесенных джинном яств, и никакой еды у них уже не было. Тогда Ала ад-Дин, взяв одно из освободившихся серебряных блюд, отправился на рынок. И повстречался ему некий еврей — паскуднейший из людей. Ала ад-Дин предложил ему блюдо, и тот, отведя мальчика в сторону, подальше от посторонних глаз и хорошо разглядев блюдо, убедился, что оно из чистейшего серебра. Но он сомневался, знает ли мальчик об этом.

— Сколько тебе дать за блюдо? — спросил он.

— А ты сам знаешь, сколько оно стоит, — ответил Ала ад-Дин.

И еврей растерялся: сколько же заплатить? Мальчишка вроде бы неопытен, но ответил, как человек понимающий. Предложить денег мало — а вдруг он знает истинную цену блюда? Предложить много — так, может, он довольствовался бы и малым, не ведая, сколько стоит вещь?

Наконец еврей достал из кармана динар и дал его Ала ад-Дину. Тот, обрадовавшись, схватил монету и побежал домой. Тогда еврей понял, что Ала ад-Дин профан, не знает цены этой вещи, и пожалел, что отдал целый динар, хотя это была лишь малая толика стоимости блюда.

Ала ад-Дин же, не думая о том, что продешевил, поспешил в лавку, где купил хлеба. А сдачу, вернувшись домой, он отдал матери и сказал:

— Возьми, маменька, и купи еще, что нужно.

Тогда мать пошла на рынок, накупила всякой снеди, и они наелись досыта. И далее, как кончались деньги за одно блюдо, Ала ад-Дин бежал к еврею с другим, и тот давал ему динар, меньше же боялся платить — чтобы мальчик не искал другого покупателя. И так продолжалось до тех пор, пока все блюда не перешли к еврею. Но был еще серебряный столик. И Ала ад-Дин и его принес продавать. Еврей, увидев, какой большой этот столик, дал за него мальчику десять динаров.

Но затем и эти деньги кончились, и Ала ад-Дин сказал матери:

— У нас ничего уже не осталось, придется звать джинна из лампады.

Мать, испугавшись, убежала из дому. Тогда Ала ад-Дин потер лампаду, и перед ним возник джинн.

— К твоим услугам! — гаркнул он. — Я твой раб! Требуй, чего желаешь.

— Я голоден, — сказал Ала ад-Дин. — Принеси мне столик с такими же великолепными яствами, как в прошлый раз.

Джинн мгновенно исчез и возвратился со столиком, как две капли воды похожим на предыдущий. На нем тоже стояли двенадцать серебряных блюд, полных изысканной снеди, и бутылки, наполненные старым светлым вином, и белый-пребелый хлеб.

Когда мать, вернувшись, застала в доме столик с роскошными яствами, аромат от которых разносился по всему дому, она очень удивилась и обрадовалась.

— Смотри, маменька, что дарит нам лампада! — сказал Ала ад-Дин. — А ты хотела, чтобы я выбросил ее.

— Пусть облагодетельствует Аллах этого джинна, — молвила мать,— но я все же не хочу видеть его.

Сели они за столик и начали трапезничать. И опять все не смогли съесть, оставили на следующий день.

Когда же еда кончилась, Ала ад-Дин, взяв одно блюдо и спрятав его под полу, вновь отправился к тому бессовестному еврею. Но судьбе было угодно, чтобы он повстречал по дороге одного ювелира — благочестивого старца-мусульманина. Увидев Ала ад-Дина, тот спросил:

— Чего тебе надобно, сынок? Я не раз замечал, как ты проходил мимо моей лавки и продавал что-то еврею. Наверное, и сейчас что-то несешь ему. Но ведь эти проклятые иноверцы считают дозволенным обманывать мусульман и как могут обдирают правоверных, особенно же этот проклятущий Мордухай, с которым ты имеешь дело. Если у тебя, сынок, есть вещь, которую ты собираешься продать, покажи ее мне, и не сомневайся, я заплачу за нее по закону великого Аллаха.

И Ала ад-Дин, вынув блюдо, протянул его старцу. Тот взвесил его и спросил:

— Сколько же денег давал тебе Мордухай за блюда, и такие ли они были, как это?

— Точно такие же, — ответил мальчик, — и за каждое из них еврей давал мне по динару.

— Видишь, правду я тебе говорил! — воскликнул старец. — Этот проклятый еврей — разбойник, грабящий рабов Аллаха! Одурачил он тебя, насмеялся над тобой. Твое блюдо из чистого серебра, весит оно, гляди, сколько, и цена ему семьдесят динаров. Если хочешь, я куплю у тебя его.

Старец отсчитал Ала ад-Дину семьдесят динаров, и тот, взяв деньги, поблагодарил его за милость и за то, что он открыл ему глаза на мошенничество иудея.

И отныне каждый раз, когда кончались деньги за одно блюдо, мальчик продавал ювелиру-мусульманину новое. Так что теперь в доме Ала ад-Дина и его матери завелись деньги, однако внешне их жизнь ничем не изменилась, жили они скромно, без излишеств…

---